Между тем, пока бюрократии еще не овладели фискальным оплотом сословий, растущий Левиафан должен был «питаться» из старых источников. Поэтому расширение этих источников, особенно всех фискальных прав, стало главной задачей правительств и их чиновников. В конечном счете это означало непропорциональный рост косвенного налогообложения, особенно в форме «общего акциза», с одной стороны, и «общего налога с оборота» — выдающимся примером является испанский alcavala — с другой. Это происходило потому, что, хотя введение или увеличение косвенных налогов в принципе зависело от согласия сословий, почти везде, за исключением Англии, это требование оказалось легче обойти в случае косвенного, чем в случае прямого налогообложения. Князья и их бюрократии имели и другой стимул предпочесть косвенное налогообложение. Мы привыкли рассматривать его как противоречащее интересам относительно бедных слоев населения. Но в XVII и XVIII столетиях «общественное мнение» выступало за косвенное налогообложение: ведь косвенные налоги, по крайней мере, должны были платить также дворяне и духовенство, которые практически не платили прямых налогов. Однако, поскольку вводить или реформировать косвенные налоги также было нелегко — кстати, это показывает, насколько далеки были эти монархии от «абсолютных» — доходы из этого источника увеличивались скорее в зависимости от возможностей, чем по какому-либо рациональному плану. К тому же, коль скоро правители редко были в состоянии отказаться от поступлений за счет старых фискальных прав, какими бы иррациональными, обременительными и неудобными они ни были, результатом стала невероятная путаница, устранение которой само по себе оказалось чрезвычайно трудной задачей. Ее решение требовало особого мастерства как от администраторов, так и от авторов трактатов. Литература, появившаяся в этих условиях, содержит некоторый анализ таких проблем как распределение налогового бремени (данная проблема будет кратко рассмотрена позднее), а также анализ того типа, который лучше всего рассмотреть прямо сейчас, вместе с преобладающей частью этой литературы, которая не имеет отношения к истории экономического анализа и должна быть упомянута только для того, чтобы быть исключенной из рассмотрения.

                Во-первых, упоминавшееся «перетягивание каната» между правителями и сословиями привело к появлению бесчисленного количества книг и памфлетов о налоговом праве, «справедливости» налогообложения и соответствующих конституционных вопросах. Мы уже отмечали важность предшествовавших схоластических сочинений на эту тему. Светская литература данного типа обнаруживает характерное различие тенденций в английской и континентальной науке: большинство континентальных авторов были на стороне бюрократий и часто усматривали темное и антисоциальное сопротивление классовых интересов там, где подавляющее большинство английских авторов — особенно в борьбе за «корабельный» налог (ship money) Карла I — видели похвальное стремление к свободе. Однако все это было либо просто политикой, либо «политической философией» и не представляет для нас интереса. Во-вторых, простое описание источников дохода государства и административной практики имело место и в более ранние эпохи. В качестве примера можно сослаться на английский документ XII в.  Эта литература бурно развивалась с XVI в., особенно на континенте, но она не заслуживает нашего дальнейшего внимания.  В-третьих, необходимость извлечения наибольшей выгоды из существующих фискальных прав привела к появлению на государственной службе юристов особого типа, задачей которых была защита, расширение и систематизация этих прав путем соответствующей интерпретации. Конечно, они также преподавали и писали. В результате появилась фискальная юриспруденция.  Четвертую категорию образовали те, кто занимался фискальным планированием, — многочисленные авторы, выдвигавшие схемы фискальной реформы: каждый финансовый кризис или спор начиная с XV в. естественным образом приводил к появлению целых групп подобного рода. На основе их идей можно написать не только историю государственных финансов, но и политическую историю общества, так как все, что происходит в политической сфере, более четко отражается в преобладающих идеях о фискальной политике, чем в чем-либо ином. Однако большинство авторов, занимавшихся фискальным планированием, не проводили аналитических исследований. Особенно это применимо к некоторым наиболее выдающимся из них, таким как кардинал Николай Кузанский. Он предложил схему, способную спасти Германскую империю от упадка, который она переживала в XV и XVI вв. Некоторые, однако, уделяли внимание анализу. Они анализировали природу налогообложения (мы уже упоминали ранний пример — теорию Маттео Пальмьери); его экономические следствия; величину налогового пресса при различных системах налогообложения; влияние государственных расходов; относительные достоинства прямого и косвенного налогообложения, финансирования войн за счет налогообложения, займов и инфляции; и т. д. Особенно интересно проследить испанскую дискуссию XVII и XVIII вв.,  не менее интересно — английскую дискуссию о военном финансировании в XVII и XVIII вв. или об акцизной схеме сэра Роберта Уолпола. Но из всей массы этой литературы мы выберем только две работы, имеющие первостепенное значение. Трактат Петти о налогах и сборах (обсуждаемый в следующей главе) к ним не относится, поскольку он представляет интерес (хотя и весьма большой) главным образом в области общей экономической теории, а не в области фискальной политики.


Содержание раздела